ЖЗЛ

РЕЧЬ КАРЛА ПОЛНЕКА в БОСТОНСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ

Приветственное обращение к студентам первого курса Бостонской консерватории Карла Полнека, пианиста и директора музыкального отделения консерватории.


Первыми, кто понял, что в действительности представляет собой музыка, были древние греки. И это приведёт вас в восторг. Греки говорили, что музыка и астрономия – это две стороны одной монеты. Астрономия рассматривалась, как изучение взаимосвязей между видимыми, постоянными внешними объектами, а музыка – как изучение взаимосвязей между объектами невидимыми, внутренними, скрытыми. Музыка обладает способностью обнаружить сильные незримые движения в наших сердцах и душах и помочь нам постичь их место внутри нас. Позвольте мне привести некоторые примеры того, как это происходит. Одним из самых сильных музыкальных произведений всех времён является Квартет на Конец Времени, написанный французским композитором Оливье Мессианом в 1940 году. Мессиану был 31 год, когда Франция вступила в войну против нацистской Германии. Он был взят в плен немцами в июне 1940 года, отправлен через всю Германию в маленькой машине для скота и заключён в концентрационный лагерь.

Ему посчастливилось найти сочувствующего лагерного охранника, обеспечившего его бумагой и местом для сочинения. В лагере оказались трое других музыкантов – скрипач, виолончелист и кларнетист, - и Мессиан писал свой квартет, имея в виду этих конкретных музыкантов. Квартет был исполнен в январе 1941 для четырёх тысяч заключённых и охранников в лагере военнопленных. Сегодня это один из наиболее известных шедевров в [музыкальном] репертуаре.

Зная всё, что мы узнали впоследствии о жизни в концентрационных лагерях, можно задаться вопросом, - как мог кто-то, будучи в трезвом уме, тратить время и энергию на сочинение и исполнение музыки? Там едва хватало энергии на то, чтобы прожить обычный день, найти пищу и воду, уклониться от побоев, сохранить тепло, избежать пыток, - как кого-то могла волновать музыка? И тем не менее, – лагеря дали нам поэзию, дали музыку, дали изобразительное искусство; это был не один только фанатик Мессиан, множество, множество людей творили искусство. Почему? Напрашивается очевидный вывод, что в месте, где люди сфокусированы только на выживании, на насущных необходимостях, искусство каким-то образом должно быть неотъемлемо от жизни. В лагерях не было денег, не было надежды, не было отношений, не было развлечений, не было элементарного уважения, но в них было искусство. Искусство – часть выживания, искусство – часть человеческого духа, неисчерпаемое выражение того, кем мы являемся. Искусство – один из способов, которым мы заявляем: «Я жив, и у моей жизни есть смысл».

В сентябре 2001 я был жителем Манхэттена. В то утро я пришёл к новому пониманию своего искусства и его взаимосвязи с миром. В то утро, в 10 часов, я сел позаниматься за своё фортепиано, что входило в мой обычный распорядок дня. Я делал это по привычке, не думая. Я поднял крышку клавиатуры, открыл ноты, положил руки на клавиши и убрал их оттуда. И я сидел там и думал, каков смысл в этом всём? Не является ли это совершенно неуместным? Играть на фортепиано сейчас, зная, что случилось с этим городом вчера, казалось нелепым, абсурдным, непочтительным, бессмысленным. Почему я здесь? Каково место музыканта в этот момент времени? Кому сейчас нужна игра на фортепиано? Я был совершенно растерян.

И затем я вместе с остальным Нью-Йорком переживал эту неделю. В этот день я не играл на фортепиано и фактически даже раздумывал иногда, смогу ли я вообще когда либо снова играть на нём. А потом я наблюдал, как мы проживали этот день.

Никто, во всяком случае в моём районе, не играл в баскетбол или в «Скраббл» (настольная игра в слова – прим. пер.). Мы не играли в карты, чтобы провести время, мы не смотрели телевизор, не ходили за покупками, конечно же, не прогуливались по аллее. Первой организованной деятельностью, увиденной мною в Нью-Йорке в этот самый день, было пение. Люди пели. Люди пели вокруг горящих домов, люди пели «Мы преодолеем» (Популярная песня борцов за гражданские права 1960-х и участников антивоенного движения - – прим. пер.). Множество людей пело «Америка прекрасная» (Популярная патриотическая песня на стихи К. Ли Бэйтс [Bates, Katherine Lee] и музыку С. Уорда [Ward, Samuel A.]; написана в 1893 - – прим. пер.). Первым общественным мероприятием на этой неделе, которое я помню, было исполнение «Реквиема» Брамса, организованное в Центре Линкольна совместно с Нью-Йоркской Филармонией. Первым организованным публичным выражением скорби, нашим первым общим ответом на это историческое событие, был концерт. Это было началом ощущения того, что жизнь должна продолжаться. Военные США охраняли воздушное пространство, но путь к исцелению в этот самый вечер возглавило искусство, и в особенности музыка.

На этих двух примерах я пришёл к пониманию того, что музыка не является частью «искусств и развлечений», в чём должна была бы нас уверить рубрика в газете. Это не удовольствие, не предмет роскоши, который мы финансируем из остатков наших бюджетов, не игрушка и не забава, и не проведение времени. Музыка – эта базовая потребность человеческого выживания. Музыка – это один из путей, которым мы придаём смысл нашей жизни, один из способов, которым мы выражаем свои чувства, когда нам не хватает слов, это возможность понять сердцем то, что мы не можем понять умом.

Некоторые из вас знают щемящее сердце «Адажио для струнных» Самюэля Барбера. Если вы не знаете его по названию, то некоторым оно известно как фоновая музыка к кинокартине Оливера Стоуна «Взвод», фильму о войне во Вьетнаме. Откуда бы вам ни было известно это музыкальное произведение, вы знаете, что оно обладает способностью раскалывать ваше сердце, как грецкий орех; оно может заставить вас плакать от печали, о которой вы и не предполагали, что она в вас есть. Музыка может скользить под нашей сознательной реальностью, добираясь до того, что действительно происходит внутри, так же, как это делает хороший врач.

Уверен, что вы никогда не были на свадьбе, на которой не было бы абсолютно никакой музыки. Могло быть немного музыки, могла быть действительно плохая музыка, но я уверен, что там была хоть какая-то музыка. И что-то очень предсказуемое происходит на свадьбах – люди сдерживают разные виды эмоций, а потом случается какой-то музыкальный момент, когда свадебное действие останавливается, и кто-то поёт или играет на флейте или на чём-либо ещё. И даже если музыка неважная, если её качество недостаточно хорошо, вполне предсказуемо, что 30 или 40 процентов людей, собирающихся плакать на свадьбе, заплачут через пару минут после того, как начнётся музыка. Почему? Греки. Музыка позволяет нам двигаться вокруг тех больших незримых частей нас самих и трансформировать то, что внутри нас, таким образом, что мы можем выразить то, что мы чувствуем, даже если не можем об этом говорить. Вы можете себе представить просмотр «Индианы Джонс», «Супермена» или «Звёздных войн» с диалогами, но без музыки? А музыка, нарастающая в нужный момент в «Инопланетянине» (E.T., «ExtraTerrestrial» - фантастический фильм 1982 года, режиссёром и сопродюсером которого является Стивен Спилберг – прим. пер.), так что все мягкосердечные зрители начинают плакать в тот самый момент? Я гарантирую вам, что, если вы покажете фильм, изъяв из него музыку, этого не произойдёт. Греки: «Музыка – это понимание взаимосвязей между невидимыми внутренними объектами».

Я приведу ещё один пример, историю самого важного концерта в моей жизни. Должен сказать вам, что до настоящего времени я сыграл немного менее тысячи концертов. Я играл в местах, которые считал значимыми. Мне нравится играть в Карнеги Холле, я любил играть в Париже, мне доставляло большое удовольствие угождать критикам в Санкт-Петербурге. Я играл людям, которых считал очень важными; музыкальным критикам ведущих газет, главам зарубежных государств. Но самый важный концерт в моей жизни произошёл в доме для престарелых в Фарго, Северная Дакота, около 4 лет назад.

Я играл со своим очень близким другом-виолончелистом. Мы начали, как часто поступаем, с сонаты Аарона Копланда, которая была написана во время Второй Мировой войны и посвящена юному другу Копланда, молодому пилоту, сбитому во время войны. Теперь, вместо того, чтобы обеспечивать своих слушателей напечатанными программками, мы часто беседуем с ними о произведениях, которые собираемся играть. Но в том концерте, поскольку мы начали его с этой сонаты, мы решили поговорить о ней позже в течение программы, а пока просто выйти и сыграть её без пояснений.

В середине произведения пожилой мужчина, сидевший в инвалидной коляске в передней части концертного зала, начал рыдать. Этот мужчина, с которым я встретился позже, даже на своём восьмом десятке, был, несомненно, солдатом, его короткая стрижка, квадратная нижняя челюсть и манера поведения ясно свидетельствовали о том, что значительную часть своей жизни он повёл в вооружённых силах. Мне показалось несколько странным то, что та или иная часть того или иного произведения могла растрогать кого-то до слёз, но плач на концерте я слышал не впервые, и мы продолжили концерт и закончили произведение.

Когда мы вышли, чтобы исполнить следующий номер программы, мы решили поговорить о первом и втором произведении. Мы описали обстоятельства, при которых Копланд написал свою сонату, и упомянули, что она была посвящена сбитому пилоту. Сидевший впереди зала мужчина, был настолько взволнован, что вынужден был покинуть аудиторию. Я искренне предположил, что мы больше его не увидим, но позже он появился у нас за кулисами, в слезах и всё такое, чтобы объясниться.

Вот то, что он рассказал нам: «Во время Второй Мировой войны я был лётчиком, и оказался в ситуации воздушного боя, когда один из самолётов моей группы был подбит. Я смотрел, как мой друг выпрыгнул, наблюдал, как раскрылся его парашют, но японские самолёты, с которыми мы вели бой, вернулись и стали стрелять по парашютным стропам, чтобы отделить лётчика от его парашюта, и я видел, как мой друг упал в океан, понимая, что он погиб. Я не думал об этом много лет, но на протяжении первой части произведения, которое вы играли, эти воспоминания вернулись ко мне с такой яркостью, будто я заново переживал всё это. Я не понял, почему это случилось, почему сейчас, но потом вы вышли объяснить, что произведение было написано, чтобы почтить память погибшего лётчика, и этого я уже не мог вынести. Как музыка делает это? Как я обнаружил в себе эти чувства и эти воспоминания?»

Вспомните древних греков: музыка – это изучение невидимых взаимосвязей между внутренними объектами. Это концерт в Фарго был самой важной работой, которую я когда-либо выполнял. Сыграть этому старому солдату и помочь ему каким-то образом установить связь с Аароном Копландом, соединить их воспоминания об их погибших друзьях, помочь ему вспомнить и оплакать своего друга, - в этом моя работа. Именно поэтому музыка имеет такое значение.

Сейчас я скажу то, что будет частью моего выступления, которым через несколько дней я буду приветствовать студентов первого курса. Вот та ответственность, которую я возложу на ваших сыновей и дочерей:

«Если мы были медицинским институтом, и вы были бы студентами медицины, изучающими аппендэктомию, вы бы отнеслись к своей работе очень серьёзно, потому что вообразили бы, что однажды, в два часа ночи кто-то придёт в ваш кабинет неотложной помощи, и вам необходимо будет спасти его жизнь. Что ж, мои друзья, однажды в восемь часов вечера кто-то придёт в ваш концертный зал и принесёт вам сбитый с толку ум, сокрушённое сердце и изнурённую душу. Покинут ли они зал вновь исцелёнными, будет отчасти зависеть от того, как хорошо вы выполняете свою работу.

Вы здесь не затем, чтобы стать эстрадным артистом, и вам не нужно продавать себя. Истина в том, что вам нечего продавать; быть музыкантом не означает иметь дело с распределением продукции, подобно продаже подержанных «Шевроле Шеви». Я не эстрадный артист; я гораздо ближе к парамедику, пожарнику, спасателю. Вы здесь, чтобы стать своего рода терапевтом для человеческой души, духовным вариантом хиропрактика, физиотерапевта, кем-то, кто работает с нашими внутренними частями, чтобы упорядочить их, чтобы привести нас к гармонии с самими собой и сделать здоровыми, счастливыми и процветающими.

Скажу Вам откровенно, леди и джентльмены, я надеюсь не только на то, что вы достигнете высот мастерства в музыке, я также надеюсь на то, что вы спасёте планету. Если на этой планете и будет в будущем подъём физического и ментального здоровья, гармонии, мира, окончания войн, взаимного понимания, равенства, справедливости, я не думаю, что это случится благодаря правительству, вооружённым силам или корпорациям. Я больше не надеюсь, что это произойдёт благодаря мировым религиям, которые все вместе, похоже, принесли нам столько же войны, сколько в них мира. Если и есть мирное будущее у человечества, если и будет понимание того, как эти невидимые, внутренние вещи должны прийти в согласие друг с другом, то я ожидаю этого от музыкантов, ибо это то, чем мы занимаемся. Как в концентрационном лагере и вечером 9 сентября, музыканты могут быть в состоянии помочь нам с нашей внутренней невидимой жизнью».

http://www.notesontheroad.com/Interviews/Featured-Int..